Может ли «хорошее» общество состоять из «плохих» людей?

Вынесенный в заголовок эссе вопрос относится к более общей философско-этической проблеме, которая заключается определении границы между общественным благом и личной ответственностью. От ответа на этот вопрос в конечном счёте зависит выбор модели общественного устройства.

Но прежде, чем дать свой ответ, я хочу заметить, что в самом вопросе выражен совершенно определённый взгляд на природу человека, характерный для британской философской традиции, с которым совсем не обязательно нужно соглашаться. Вполне возможно, что этот взгляд является ложным, а сам вопрос бессмысленным. В своём эссе я попробую разобрать эту и противоположную ей позиции, а также дать собственный ответ на проблему соотношения индивида и общества.

Для ответа на поставленный вопрос прежде всего необходимо определить смысл слов «хорошее» и «плохое», используемых в данном контексте. Проще всего начать с прояснения смысла понятия «плохие люди», которое выражает весьма популярный среди классиков политэкономии взгляд на людей, как на рациональных индивидов, стремящихся максимизировать индивидуальную функцию полезности, затратив при этом минимум усилий. Одним из первых и наиболее ярких выразителей такой точки зрения является английский философ Томас Гоббс, считавший естественным состоянием человеческого рода «войну всех против всех», в которой каждый человек абсолютно свободен и руководствуется только своими потребностями и интересами. Общество, состоящее из таких эгоистичных, неуправляемых людей, сотрясали бесконечные конфликты, для предотвращения которых они заключили между собой «общественный договор», по которому передали часть своих естественных прав государству в обмен на безопасность.

Именно на этом этапе возникает проблема «хорошего общества», главным институтом которого становится государство. Для описания возникшего института Гоббс использовал библейскую метафору Левиафана, и в его трактовке государство обладает рядом противоречивых черт. С одной стороны, своей безграничной силой, сравнимой с силой морского чудовища, оно регулирует общественные отношения, устанавливая правила, следя за их выполнением и наказывая нарушителей общественного договора. С другой стороны — государство-левиафан, как и библейское чудовище, вселяет ужас своей неуправляемостью и монструозностью. Страх, что когда-нибудь оно может выйти из-под контроля, подмяв под себя людей, когда-то создавших его.

В дальнейшем многие философы включились в обсуждение проблемы соотношения индивида и государства. Здесь можно выделить два основных направления, о которых говорилось в начале. Приверженцы первого согласились с поставленным Гоббсом вопросом и стали предлагать свои варианты ответов на него. Самый известный ответ предложил шотландский экономист Адам Смит, в целом согласившимся с предложенным взглядом на человеческую природу и выразив этот взгляд в концепции экономического человека, многие черты которого повторяют нарисованный Гоббсом портрет. Что Смит добавил нового, так это идею естественного порядка, основу которого составляют рыночные отношения. Естественный порядок заключается в том, что индивиды, преследуя личные интересы, взаимодействуют на свободном конкурентном рынке, следуя правилам честной игры, от чего, в конечном счёте, выигрывают все участники. Государству в такой системе отводится роль «ночного сторожа», устанавливающего правила этой честной игры и следящего за их исполнением. Таким образом, принимая положение об эгоистичной природе человека, Адам Смит и его последователи обосновывали возможность существования «хорошего» общества.

Но были и другие мыслители, которые возражали против самой формулировки вопроса, а точнее, против определённого взгляда на природу человека и общества, выраженного в нём. Основной проблемой они считали не то, может ли «хорошее» общество состоять из «плохих» людей, а то, как можно освободить «хороших» людей из под гнёта «плохого» общества. Здесь мы видим диаметрально противоположный взгляд на природу человека и общества, характерный для «левых» философов, при котором люди рассматриваются не как эгоистичные лентяи, а государство — не как меньшее из зол, а всё равно наоборот — люди считаются по природе своей трудолюбивыми и склонными к кооперации, а государство считается инструментом их угнетения, действующим в интересах небольшой заинтересованной группы. В качестве примера можно привести взгляды отечественного философа Петра Алексеевича Кропоткина, сторонника анархо-коммунизма. Кропоткин обосновывал склонный к кооперации характер людей, приводя примеры из животного мира и говоря, что внутривидовая кооперация является залогом процветания биологического вида. В этом он противостоял социал-дарвинистам, которые переносили положения теории естественного отбора на отношения между людьми, и являлись, таким образом, выразителями первой из рассмотренных мной позиций. Обосновав необходимость сотрудничества, Кропоткин предлагал отказаться от государства и заменить его союзом самоуправляемых общин. То есть на вопрос о том, что делать с «плохим» обществом, Кропоткин, как и другие анархисты, отвечал радикальным «уничтожить государство, заменить его союзом общин». Схожего направления мысли придерживались и другие «левые» философы, например, Маркс, для которого идеалом было бесклассовое (а значит, и безгосударственное) общество.

Итак, размышляя над поставленным вопросом, мы увидели, что в нём выражена глубинная философская проблема взаимоотношения индивида и общества (с основным фокусом на государство). Затем мы рассмотрели основные взгляды на эту проблему, которые основываются на противоположных трактовках природы человека и общество, и, наконец, подошли к формулированию собственной позиции.

И первым шагом я бы хотел уйти от обозначенного выше противопоставления. На мой взгляд, большинство таких бинарных оппозиций являются ложными, а истина, как обычно, лежит где-то посередине. И действительно, спектр ответов на поставленную проблему не исчерпывается этими двумя крайними позициями. Можно, например, вспомнить Т. Веблена, родоначальника институционализма в экономике, который предложил собственный, оригинальный взгляд на природу человека и общества, а затем и ответ на их соотношение. Если не вдаваться в детали, то он предположил существование двух биологически разных человеческих типов, которые руководствуются противоположными группами инстинктов — инстинктами мастерства и хищническими инстинктами. Соответственно, вопрос, на который он пытался ответить, отличался от двух предыдущих и звучал следующим образом: «Может существовать «хорошее» общество, когда существуют «плохие» люди, природа которых способствует занятию ими главенствующих позиций, но вредит развитию общества в целом, и «хороших», которые не склонны к хищнической конкуренции, но способствуют хозяйственному развитию». Веблен считал, что ответом на этот вопрос была бы передача управления в руки второй группы людей, которая смогла бы эффективно распоряжаться доступными ресурсами, не растрачивая их на демонстративное потребление — так возникла первая технократическая концепция.

Сейчас воззрения Веблена выглядят архаично, но сам уход от дуализма хорошее общество — плохие люди и плохое общество — хорошие люди кажется мне шагом в правильном направлении. Люди не делятся на «хороших» или «плохих» — они разные, поэтому намного полезнее изучать именно ситуации и условия, в которых одни люди действуют эгоистично или альтруистично, рационально или нет. В этом смысле я сторонник новой институциональной экономической теории (предтечей которой был как раз Веблен) и поведенческой экономики. Эти течения экономической мысли отходят от традиционной модели экономического человека и концентрируется на влиянии социальных и когнитивных факторов в процессе принятия человеком решения, что позволяет объяснить, казалось бы, парадоксальные ситуации, которые ранее выносились в разряд исключений.

Вооружившись этими теориями и избегая однозначных оценок природы человека и общества, попробуем поразмышлять, каким мог бы быть ответ на вторую часть переформулированного вопроса — как именно может быть устроено хорошее общество, состоящее из разных людей? Сразу оговорюсь, что решение этого вопроса — крайне нетривиальная задача, которая скорее всего не имеет единственного решения, поэтому не стоит ожидать в этом эссе законченного ответа. Тем не менее, кое-что сказать об устройстве такого общества можно. Но прежде всего необходимо создать идеальный образ «хорошего» общества, который мы хотели бы воплотить. У каждого может быть своё мнение на этот счёт: Утопия, Город Солнца, Китеж-град, Эльдорадо, Шамбала, Атлантида — люди веками грезили о том, как могло бы выглядеть идеальное общество. Я не буду выдумывать сказочные страны, и перечислять длинный список желаемых свойств идеального общества, который в конечном счёте сведётся к лозунгу «за всё хорошее против всего плохого». Для меня важнее всего, чтобы это общество отвечало чаяниям живущих в нём людей, какими бы они ни были. Однако, важно заметить, что это будет работать лишь тогда, когда мнение членов общества будет информированным и не подверженным манипуляциями. Чтобы воплотить это в реальность необходимо, чтобы функционировало три системы: 1) система информирования членов общества о текущем состоянии дел, 2) система учета мнения членов общества, 3) система принятия решений.

Определив три элемента «хорошего» общества, я бы хотел указать на механизм, обеспечивающий их функционирование. По моему мнению, ими могут стать современные информационные технологии, благодаря которым эти три системы будут слаженно работать. Благодаря практически всеобщему доступу к сети Интернет, граждане могут быть в курсе последний событий, происходящих в обществе в целом и государстве в частности. От последнего лишь необходимо обеспечить приемлемый уровень независимости СМИ, безопасность журналистов и прочие базовые вещи. Конечно, можно заметить, что независимость СМИ — вещь весьма условная, поскольку они в любом случае зависят от владельца. В таком случае выходом может быть, во-первых, обязательное раскрытие источников финансирования и данных о владельцах, а во-вторых, развитие краудфандинговых кампаний, которые позволят аудитории самостоятельно финансировать их любимые ресурсы. Другим элементом системы информирования должно быть обязательное информирование о деятельности законодательной депутатов и их источниках доходов, государственных тендерах, бюджетных тратах и других аспектах деятельности государства.

Системы учета мнения членов общества и внедрения изменений также могут быть улучшены при помощи информационных технологий. На мой взгляд, в качестве отправной точки для этих систем можно принять классическую модель западной демократии, поскольку она доказала свою эффективность, если в качестве критерия эффективности принять благосостояние граждан и удовлетворенность жизнью. Однако, представительная демократия не лишена существенных минусов, которые связаны с прозрачностью избрания этих представителей и тем, насколько их действия выражают желания избравшего их народа. Здесь на помощь также могут прийти современные технологии, которые обогатят существующую систему принятия решений методами прямой демократии, такими как референдумы. Сейчас проведения референдумов требует очень больших затрат, поэтому случаются они крайне редко. При помощи информационных технологий проведение референдумов можно сделать абсолютно обычной и незатратной процедурой. Уже существуют онлайн-ресурсы для подачи петиции или принятия решений, например петиция-президенту.рф, roi.ru, vmeste.mosreg.ru/dvor. По моему мнению, во-первых, следует постоянно напоминать гражданам о такой возможности, а, во-вторых, увеличить юридическую значимость подобных петиций и инициатив, чтобы, например, при достижении определённого числа голосов их реализация становилась обязательной.

Я описал возможные улучшения трёх систем общества, которые я считаю определяющими для становления «хорошего» общества. Однако, не менее важными я считаю небольшие, но постоянные изменения во всех сферах общественной жизни. В этой связи мне кажется чрезвычайно полезным опыт Британской организации под названием Behavioural Insights Team. Эта команда исследователей разрабатывает планы небольших, но разнообразных изменений, которые в конечном счёте приводят к значительно более эффективному функционированию государственных механизмов . Например, по их рекомендации тем, кто задерживал выплату штрафов, стали отправлять персонализированные текстовые сообщения вместо обычных. Такой простой ход позволил увеличить сбор штрафов на £30 млн. в год.

До этого момента мы говорили о том, какие улучшения необходимо сделать на уровне всего общества или государства для того, чтобы приблизиться к «хорошему обществу». Но не менее, а может быть и более важным мне кажется работа над изменением в лучшую сторону поведения каждого отдельного человека, ведь именно из этого в конечном счёте складывается общество. Однако, не звучит ли сама идея такого изменения слишком амбициозно? Профессора Пенсильванского университета Анджела Дакворз и Кэти Милкман не видят в этом ничего невозможного. Эти две девушки выиграли грант в $100 млн. на реализацию проекта под названием Behavior Change for Good , целью которого является решение фундаментальной, по их мнению, проблемы — ошибок человеческого поведения. Взяв на вооружение достижения поведенческой экономики, они объединили исследователей из самых различных областей для того, чтобы разработать план того, как помочь людям принимать более взвешенные решения и избегать когнитивных ловушек в трёх, по их мнению, ключевых сферах жизни любого человека — образовании, здоровье и финансах. Я убеждён, что подобные этому проекты, направленные на совершенствование индивидуального поведения, крайне важны для существования «хорошего» общества.

В заключение я хочу указать ограничения предполагаемого проекта общественного устройства, первое из которых заключаются в специфике локальных обществ. Крайне опасно и недальновидно считать, что любые рекомендации, придуманные людьми одной культуры, могут быть без изменений применены к обществам другой культуры. Вторым ограничением является игнорирование фактора международных отношений. Можно сколько угодно придумывать идеальные модели общественного устройства, но без учёта этого фактора они будут нежизнеспособны. Оригинальным решением в этом случае была практика, существовавшая, в Древнем Риме, где во время войны форма государственного устройства менялась с республики на диктатуру. В наше время выход стоит искать в международных институтах, регулирующих международные отношения, однако устройство системы таких отношений выходит за рамки этого эссе.